Рецензия к фильму «Флешбэк»

Во многих ролях, которые Лиам Нисон играет в наши дни, есть сходство. 
В последнее время актер стал больше ассоциироваться с боевиками, в которых он играет определенный тип: эмоционально поврежденного, возможно, даже одержимого демонами антигероя/одиночки, страдающего от алкоголизма, этически скомпрометированного прошлого, горя или какой-то другой душевной боли, чей поиск искупления обернул его в ангела-мстителя. Качество этих фильмов колеблется между удовлетворительным и разочаровывающим по той же причине. Из-за того, что Нисон настолько искусно изображает стандартного персонажа, он не всегда усердно работает над этим. Иногда эта легкость доставляет удовольствие, а иногда просто лень.



По сюжету, «Флешбек» не исключение. История сосредоточена на наемном убийце с деменцией, у которого внезапно пробуждается совесть, когда одной из целей, для убийства которых его наняли, оказывается 13-летняя девочка. «Флешбэк» больше похожа на фильм-нуар — восхитительно мрачный, циничный и слегка аморальный, чем на сочное механическое повествование.

Нисон, во-первых, здесь не очень хороший парень, и даже не плохой парень с золотым сердцем. Его Алекс Льюис — хладнокровный убийца. За одним исключением — Алекс (Миа Санчес), едва достигшая подросткового возраста, отказывается убивать после того, как его наняли, чтобы убить пару человек и прикрыть сеть эксплуатации детей — у него мало сомнений по поводу того, кого он убивает. Полицейские, в частности, являются побочным ущербом в целеустремленной миссии Алекса по уничтожению членов международного картеля секс-торговли. Тот факт, что он начинает терять память и должен записывать напоминания маркером на предплечье, едва ли делает его более сочувствующим. Это странное чувство — не иметь возможности всем сердцем болеть за Нисона.



Погоня Винсента за Алексом, является двигателем, который движет сюжетом.
«Флешбек» отнюдь не глубокий фильм. Но здесь есть что-то такое, что придает знакомому процессу горько-сладкий привкус, который остается в памяти. Это смесь моральной двусмысленности и сожалений человека, для которого уже слишком поздно исправлять прошлое, но, возможно, не исправить настоящее, даже когда закон не может этого сделать.